Доктор Эми Апигиан – врач, магистр наук, обладатель двойного сертификата по профилактической медицине и наркологии, ведущий медэксперт по травме.

Разработала биологию травмы – фирменную модель и методологию, обогащающую и объединяющую работу с травмой и медицину при помощи обратного инжиниринга эффектов травмы на нервную систему и тело на клеточном уровне.

Также обладатель сертификатов в разных областях по работе с травмой и модальностях. Основатель Trauma Healing Accelerated, автор онлайн курса «21 день спокойной жизненности».

- Добрый день, я Робин Алфред, один из организаторов саммита. Рад приветствовать нашего нового гостя – доктора Эми Апигиан.
- Спасибо большое, Робин, я очень рада быть здесь.
- Я тоже.

Тема этого саммита, как вам, вероятно, известно, это всемирное движение по исцелению. Я хотел бы начать с вопроса – что вас лично привело к той работе, которой вы занимаетесь, и как вы отвечаете на этот вопрос – как создать всемирное движение по исцелению?

- Я убеждена, что сейчас именно такое движение нам больше всего и нужно. И я очень рада, что вы этим занимаетесь.

Что привело меня на этот путь – это усыновление моего ребенка. Сначала я стала приемным родителем, это произошло после того, как я окончила свою магистерскую программу по биохимии. У меня был перерыв, прежде чем я приступила к своему третьему году обучения в медицине, и я решила это время посвятить тому, чтобы стать приемным родителем.

И вот я усыновила Мигеля, и мы отправились с ним в шестилетнее путешествие. Но, когда в моей жизни появился Мигель, я полагала, я знаю, что ему нужно. Я думала – ему нужна любовь, стабильность, время. И все произошло совсем не так.

В процессе нашей совместной жизни мне пришлось переучиться. И в конечном итоге я смогла открыться тому, что я же упускаю, что мне необходимо понимать для того, чтобы его путешествие по исцелению произошло. И вот тогда все и началось, и продолжается.

Я начала замечать, что у меня есть некоторые сложности с привязанностью, конечно, не до той степени, до которой он от этого страдал, но я поняла «о, боже мой, здесь есть и моя часть». Я поняла, что боюсь по-настоящему себя проявлять, присутствовать, быть аутентичной. У меня возникли свои собственные сложности со здоровьем. И симптомы, с которыми я столкнулась, из своего медицинского опыта, я знала, что, конечно, они связаны с негативными опытами детства. Но я особенная. Если сравнить меня с Мигелем, естественно, его детство было переполненным травмой, а мое детство – никакой травмы я там не наблюдала, потому что при этом у меня были телесные проявления такие же, как у кого-то, кто пережил травму в детстве.

И я поняла «о, есть какие-то недостающие кусочки». И я начала разбираться в том, что такое травма и как она приводит к физическим заболеваниям. Что же с этим делать, возможно ли перепрограммировать себя во взрослом возрасте? И вот так я отправилась в это путешествие и занимаюсь этой работой. Я соединила травму, привязанность и медицину. Я соединяю эти два мира.

- Потрясающе, я глубоко тронут тем, что вы почувствовали в себе желание стать приемным родителем. И вы начали с того, что сказали, Мигелю нужна была любовь, стабильность и время, а потом обнаружили, что ему нужно было что-то другое. Можете поделиться, что вас удивило больше всего?

- С Мигелем я переживала следующее. По сути, дело было в моей любви, именно ее он боялся больше всего. И, чем больше я пыталась установить с ним связь, тем сильнее он реагировал и входил в свое реактивное состояние. Он проявлял большую агрессивность, физическую агрессивность.

Другие дети, с которыми я работала, они были склонны отключаться, изолироваться. И так я узнала, что любовь – это и есть то, что они переживают как небезопасность. И я лишь предполагала, что, раз это именно то, в чем они нуждались, то, чего у них не было, они этому рады, но так происходит не всегда.

Нам необходимо было разобраться, как создать для него ту безопасность, внутри которой он сможет принять лекарство. А лекарством и была моя любовь. Да, любовь – это лекарство, но, если рот закрыт, то вы не можете никак его принять. И я поняла, что любовь может переживаться как что-то небезопасное человеком, столкнувшимся с опасностью внутри отношений, созданных для любви.

И мы начали с того, что стали создавать безопасность, не связанную напрямую с любовью. Безопасность, чтобы он почувствовал себя достаточно уверено и начал открываться.

Конечно, мы можем применить это и к тем детям, столкнувшимся с определенной травмой в отношениях. Перед тем, как мы говорим о любви, необходимо установить доверие. Доверие и предсказуемость.
И сейчас, когда я понимаю принцип работы нервной системы, я понимаю, что я делала не так, я все совершенно иначе понимала. И нам необходимо уяснить, что это именно то, что нам следует сделать. Сначала необходимо создать доверие, чтобы потом появилась возможность открыться любви, которая их изменит.

- Боже, это так глубоко меня трогает. Мы не можем принять любовь, пока не разберемся с другими условиями.

Вы говорили о доверии. Какие могут быть другие элементы, помогающие развить способность принимать любовь?

- Мне понравилось, что вы используете слово «способность, емкость». Ведь, правда, когда речь идет о способности нашей автономной нервной системы, это именно так. И наша автономная нервная система именно то пространство, где накапливается травма.

У нас есть разные сегменты нервной системы. У нас есть автономная нервная система в мозге. Мы думаем, что травма становится психологией людей, но я тут скажу нет. По сути, она становится нашей биологией. Это происходит посредством автономной нервной системы.

Наша автономная нервная система пронизывает наше тело и контролирует функции тела, чтобы поддерживать жизнь. Ее задача – поддерживать жизнь, физическую жизнь. Необязательно здоровую, эмоционально здоровую, социально здоровую. Все эти вещи замечательны, если с выживанием все в порядке.

Эта нервная система приказывает нашим почкам, пищеварительной системе, печени, легким функционировать. Но, когда люди понимают автономную нервную систему вот так – да, она поддерживает сердцебиение моего сердца. Да, это правда, но она не просто поддерживает сердцебиение, она указывает сердцу, как быстро или медленно биться, легким – как быстро или медленно дышать.

Если мы посмотрим на те изменения, что происходят в нашем теле в результате накопления травмы, мы понимаем, что впоследствии именно эти вещи становятся нашим бессознательным способом жить. И даже Карл Юнг говорил, что до того, как бессознательное не станет осознанным, оно будет управлять нашей жизнью, и мы будем называть это судьбой.

И наша автономная нервная система – и есть наше бессознательное.

Что нам необходимо? Нам необходимо увеличить емкость, увеличить способность нервной системы.

Например, утром вы пьете кофе, неважно, что вы пьете – чай, кофе, воду, но, так или иначе, чашка, которой вы пользуетесь, имеет определенный размер. И, когда мы подходим к краю этой чашки, мы бы сказали «вот здесь начинается стресс». Но, если мы продолжаем наливать жидкость, а жизнь продолжает добавлять стресс, то чашка переполнится, и вода начнет вытекать из нее.

И поэтому нам необходимо понять, как же увеличить емкость нашей нервной системы, чтобы она была способна удерживать больше вещей. И мы здесь говорим о большем количестве любви, большем количестве связи, большем количестве радости. И для этого нам необходимо увеличить нашу емкость, если в раннем периоде жизни наша емкость сузилась в связи с теми ситуациями, которые с нами произошли. Емкость стала такой маленькой, что мы стали ригидными.

И я могу сказать «хорошо, со мной все в порядке, пока все идет идеально». И мы контролируем свою жизнь, нашу среду, людей вокруг для того, чтобы находиться в этом небольшом пространстве емкости. И поэтому вначале нам необходимо разобраться, как же на самом деле увеличить свою способность, свою емкость к переживанию жизни и сохранять гибкость. И не держаться за что-то ригидное и маленькое, потому что наша собственная емкость ригидная и маленькая. А, если она переполняется, то мы рассыпаемся на части.

- Верно. То есть вы в каком-то смысле касаетесь автономной нервной системы, описываете, что она делает. Можете нам подсказать, что за работу вы проводите для того, чтобы помочь людям установить осознавание? Вы касались цитаты Юнга о том, что бессознательное должно стать осознанным. Но после того, как мы осознаем, что же мы делаем?

- Здесь мы говорим о призме биологии травмы. Для меня это основа, после которой мы можем переходить к инструментарию и понимать, когда какой инструмент применять.

Мы начинаем с осознавания. Что я делаю? Когда люди приходят, я предлагаю им начать отслеживать свою нервную систему в течение трех дней, их автономную нервную систему. Она может находиться в трех состояниях. Обычно это происходит после того, как они уже прошли двадцати дневное путешествие. Двадцати однодневное. И они начинают наблюдать за состояниями нервной системы – я просыпаюсь и я нахожусь в стрессовом режиме или в схлопнувшемся режиме. Или… и, Робин, это не так часто происходит – я просыпаюсь в сбалансированном режиме.

И вот они отслеживают, в каких состояниях находится их автономная нервная система в течение дня. И затем мы обращаем внимание на превалирующий паттерн – как долго их нервная система находится в стрессовом состоянии или в схлопнувшемся, переходят ли они из одного состояния в другое на протяжении дня или, может быть, они так долго отключались от своего тела, пропускали сигнальные флажки, говорили «о, нет, я не вижу это, я не слышу, не замечаю».

Если случилось так, то, что происходит дальше? Наше тело утрачивает ресурс, утрачивает емкость, больше не регулируется, и оно начинает проводить все больше и больше времени в травмированном состоянии. И тогда мы начинаем жить в хроническом замирании травмы. И, если мы этого не осознаем, это становится для нас нормой. Мы можем на это посмотреть и замечаем паттерн.

Затем переходим к следующему этапу. Здесь мы используем следующую призму – а что же вносит свой вклад в эту ситуацию. Мы говорим о биохимическом дисбалансе, воспалении мозга, воспалении кишечника, гормональном дисбалансе, токсинах.

Существует множество разных вещей, вносящих свой вклад в физиологию травмы. И что же происходит? Некоторые люди, для них биология травмы становится результатом травмировавших их опытов. Это результат травмирующего ответа.

И, тем не менее, необходимо понять, Робин, что, как только у нас формируется подобная биология, дальше именно эта биология и удерживает нас в состоянии травмы. То есть мы попадаем в такой цикл и нам необходимо понять, как разрушать этот порочный круг.

Травмированный отклик создает эту биологию, и эта биология продолжает создавать травмированный отклик. Все больше и больше он начинает влиять на нашу жизнь, снижать нашу емкость и приводит к тем телесным симптомам, которые впоследствии становятся серьезными диагнозами.

- Да, спасибо, мне нравится ясность, с которой вы обрисовали общую картину. Хочу обратить внимание на то, как вы используете слова «травма» и «стресс». Я знаю, что в своей работе вы проводите различие между этими словами. И вы говорите о стрессе, под ним вы подразумеваете гиперактивацию, а под травмой подразумеваете гипоактивацию или что еще. Как вы используете эту терминологию?

- Замечательный способ описать различия. Гиперактивация – при стрессовом отклике и гипоактивация – при отклике травмирующем.

Я помню, был период в моей жизни, когда я страдала хронической усталостью, не могла просыпаться по утрам и тогда мне все это, Робин, еще не было известно. Я лишь замечала, что у меня был разный уровень энергии и иногда уровень энергии менялся за считанные секунды. То есть я понимала, что происходит что-то подобное.
И в результате хронических изменений я также замечала присутствие изменения от момента к моменту, у меня появилась гипертревога. У меня были состояния, когда я была в гипертревоге, я чувствовала много энергии, хотела что-то предпринять, что-то сделать. Это стрессовый отклик, он поддерживается адреналином и кортизолом.
Но что же еще происходит? Происходит дорсальный отклик блуждающего нерва. Мы тогда говорим «нет, это не устойчиво», мы не очень уверены, что можем так выжить, поддерживать нашу физиологию в подобном гомеостазе, если будем поддерживать эти реакции. И тогда мы как будто бы нажимаем «стоп-кран», даже если все еще выжимаем педаль газа.

И, тем не менее, «стоп-кран» гораздо сильнее. И именно здесь человек может померить уровень кортизола, и многие люди так и говорят «давайте я измеряю свой кортизол». И они сдают слюну на анализ и говорят «мой кортизол не в норме, это значит я в стрессе». Это не обязательно так, потому что при высоком уровне кортизола все равно может присутствовать более сильный гипоотклик со стороны вагального нерва, блуждающего нерва. И он сообщает нервной системе необходимость замедлиться. Это влияет на наши митохондрии, на нашу внеклеточную матрицу, на каждую клетку, на каждую ткань нашего тела. Сообщает всем им необходимость схлопнуться, необходимость отключаться.

Очень сильный отклик со стороны тела. Тем не менее, этот отклик может превратиться в привычку, особенно если мы говорим о раннем травмирующем опыте. У человека может развиться привычка вхождения в это гипоактивное состояние. Зачем я буду это делать? Я даже не буду пытаться, потому что любая проблема всегда больше, чем я, превышает мои способности. Я недостаточно сильный, недостаточно большой, недостаточно умный, я просто недостаточный.

И мы знаем, что множество людей попадает в эту ситуацию и не предпринимает действий. Но, когда мы говорим об отклике травмы, о травмированном отклике, он отличается от стрессового отклика. Наше дыхание замедляется, становится поверхностным, наша диафрагма должна совершать большие движения при каждом вдохе-выдохе. Но движения ее становятся гораздо более узкими, меняется давление в грудной клетке. И привычный массаж сердца при дыхании прекращается, возникает внутренняя остановка, некомфортная остановка, остановка, практически похожая на процесс умирания. Тело как будто бы отключается и начинает использовать как можно меньше энергии, что совершенно противоположно стрессовому отклику, когда мы говорим «нет, я использую всю свою энергию, мне нужно что-то сделать, я не могу этого не делать». Мы можем ощущать сверхчеловеческую силу, потрясающие вещи люди способны сделать – те, на которые они никогда не могли бы пойти. Матери поднимают машины, спасая своих детей.

Вот такой отклик при стрессе. Он позволяет нам мобилизовать эту жизненную силу, эту жизненную энергию, о которой мы никогда не подозревали.

И вот также присутствует и травмированный отклик. Биология травмы при таком отклике начинает занимать все более-более значимую роль. Люди чувствуют себя оцепеневшими, плоскими, не предпринимающими действий.
- Да, потому что после отклика на стресс происходит такая авария.

- Да, да, авария и происходит. И будут те вещи, которые будут вызывать отклик травмы, будут те, которые будут вызывать стрессовый отклик.

Иногда человек испытывает, что все происходит слишком быстро. И, даже если он не реализует полностью стрессовый отклик при быстром течении событий, может возникнуть отклик травмы в результате присутствия и совпадения нескольких триггеров. И мы будем говорить о непосредственной реакции.

Например, в обычной, естественной жизни вы расширяетесь и затем успокаиваетесь.

- Но это не связано с травмированным откликом и откликом стрессовым. Вы говорите об этих откликах и говорите, что они по-разному проявляются с точки зрения дыхания, но будет ли какая-то разница относительно способности быть в отношениях? Мы говорим о том, что уровень возбуждения разный и мы говорим, что при классическом отклике на травму мы склонны к изоляции. Но, если у нас гиперактивация, то, как это влияет на наши отношения?

- При стрессовом отклике мы очень фокусированы на решении. То есть мы сверх сконцентрированы на проблеме, но мы также чрезмерно сконцентрированы на решениях.

Очень часто, в зависимости, конечно, от того, какой у человека был опыт отношений, как правило, одним из компонентов здесь будет вопрос «кто мне может помочь, кто мне может подсказать, кто может со мной сонастроиться, мне нужна поддержка, мне нужны люди, мне нужен один человек». И, как правило, есть определенный элемент, связанный с попыткой обратиться за помощью для того, чтобы получить решение или поддержку. И это одна из причин, почему возникает травмирующий отклик, когда мы говорим о травме отношений.
И в этот момент, когда человек хочет обратиться к кому-то за помощью, присутствуют другие части в его внутренней системе, которые сообщают ему «нет, это небезопасно, это приведет к большему количеству проблем, приведет к стыду, покинутости и всем этим остальным ужасным вещам». И человек, таким образом, не дает себе обратиться за помощью, и это становится его триггером для травмирующей реакции.

Совершенно потрясает, когда мы это замечаем. Такое нарушенное движение. «Я хочу предпринять действие, но я его не предпринимаю». И в тот момент, когда я отказываюсь от него, мое тело переходит в состояние травмы.

- Верно. Это поразительно. И я, конечно, восхищаюсь той точностью, с которой вы занимаетесь этой работой. Вы проводите обучение для других людей, проводите тренинги. Иногда вы также говорите о том, что есть люди, предрасположенные к травме. Вы назвали ряд биологических и физиологических состояний, составляющих подобную предрасположенность. Но я хотел бы, чтобы мы коснулись более широкого контекста. Мы иногда предрасположены к травме из-за широкого контекста культуры, в которой мы растем, из-за эпигенетики, из-за нашей наследственности.

- Множество причин существует для предрасположенности к травме, да. И после того, как у нас уже произошла какая-то травма однажды, это также является основой предрасположенности к большему количеству травм.
Мы развиваем у себя травмированный отклик для того, чтобы выжить. И этот отклик для нас становится более простым, мы к нему обращаемся чаще, и в итоге он становится нашим дефолтным способом реагирования.
Но, что, если перед нами человек, у которого никогда прежде не было травмы? Будут ли какие-то вещи, которые делают его более уязвимым даже к его первой травме? И, конечно, мы поражаемся, когда наблюдаем за биологией, предрасполагающей человека к травме.

Мы можем говорить о наиболее распространенных химических дисбалансах. Мы замечаем это у тех людей, в которых застревают накопленные в теле травмы. Многие из них, подобно мне, не обращают внимания на свое детство и не утверждают что-то вроде «да, у меня определенно была травма», потому что речь идет о микротравмах, которые, тем не менее, создают подобный травмированный отклик. И мы смотрим на химический дисбаланс и мы говорим, что могут быть нарушения метилирования.

И у меня были все три разных вида нарушений метилирования. Я обнаружила их, когда отправилась в свое путешествие исцеления.

Когда мы говорим о недостаточном метилировании, что происходит? Снижается уровень активности серотонина и дофамина.

И, если маленький ребенок имеет более низкий уровень активности серотонина и дофамина, что же происходит? Дофамин очень важен для установления контакта. И, если уровень дофамина ниже, то это значит, что возникнут трудности с привязанностью. И, даже если родители самые лучшие в мире, система ребенка не будет открыта к установлению привязанности.

Или серотонин. Серотонин обычно называют химическим элементом счастья. Если у вас низкий уровень серотонина, то все вам в жизни будет казаться более трудным, будет мрачным и тяжелым.

И такова ваша внутренняя биология, то, как вы переживаете жизнь.

Два ребенка буквально могут расти в одной семье, и у них будут совершенно разные воспоминания, разные переживания относительно того, что в самом деле произошло, потому что они все это будут по-разному переживать в связи со своей биологией.

Мы можем двинуться дальше, можем говорить о медьсодержащих ферментах. Избыток медьсодержащих ферментов будет вносить свои коррективы. Все это будет делать нервную систему более уязвимой.

И, например, эмпаты или высокочувствительные люди все они в той или иной степени страдают от дисбаланса одного из подобных химических элементов. Да даже будучи сверхчувствительным человеком, вы будете более предрасположены к травме, потому что ваша биология уязвима, у нее нет привычных фильтров, как у остальных людей. Вы склонны чувствовать, ощущать больше. Когда вы ощущаете больше, то эти переживания могут стать чрезмерными по сравнению с теми же самыми переживаниями для человека с другой биологией.

Также мы можем говорить об окислительном стрессе. Окислительный стресс – это тот компонент, который, правда, приводит к эпигенетическим заболеваниям.

И вот что мы обнаруживаем – окислительный стресс – это именно тот механизм, при помощи которого передается межпоколенческая травма. Межпоколенческая травма связана не столько с вашей генетикой, сколько с вашей эпигенетикой.

Как понять, что такое эпигенетика? Вы представьте, вы отправляетесь в городскую библиотеку. Я обожаю читать, обожаю библиотеки. И вот вы отправляетесь в эту библиотеку, там множество книг. Эпигенетика будет указывать вам на то, какие книги вы будете читать, а какие оставите на полке.

Генетика – это просто все доступные книги. Но эпигенетика указывает нам на то, какие книги мы будем читать, а какие мы так и не возьмем с полки.

Окислительный стресс – это то, что в итоге приводит к установлению маркеров в нашем ДНК и изменению нашего ДНК впоследствии. И здесь мы говорим о межпоколенческой травме. Межпоколенческая травма – это наши бабушки, дедушки, прабабушки, прадедушки, наши предки. Если они переживали такой травмированный, травмирующий отклик, то этот отклик влиял на их биологию, создавал эти изменения и передавал их другому поколению.

И это то, что мы обнаруживаем. Именно это и приводит к ПТСР – окислительный стресс. И все зависит от того, сколько уже окислительного стресса вы аккумулировали внутри себя, есть ли у вас эта емкость, эта способность, работают ли у вас очистительные системы, избавляетесь ли вы от токсинов.

Затем, если с этим все обстоит не очень и возникает дополнительный стресс – эмоциональный, социальный, может быть, даже вирус, это неважно, то вы попадаете в ситуацию, где у вас нет способности, нет емкости справляться с другим стрессом, потому что вы уже страдаете от чрезмерного окислительного стресса. И что тогда происходит? У вас возникает эпигенетическое заболевание. Одно из них это ПТСР, рак – это также эпигенетическое заболевание.
Таким образом, в связи с нашей собственной биологией, мы можем быть предрасположены к травме. На это может влиять и состояние, связанное с мозгом, даже сотрясение или хлыстовая травма или просто удар по голове. Все это может привести к воспалению мозга, воспаление мозга приведет к травмированному отклику, потому что ваши нервные клетки переживают воспаление, а это сигнал неотдалимой опасности и нам нужно схлопнуться.

У меня было три сотрясения. И, конечно, мне сейчас нужно заботиться о своем мозге, о том, чтобы не развивались воспаления. Потому что, если бы у меня были воспаления, то они бы привели к травмированному отклику в теле, и этот отклик в итоге привел бы к воспалению в клетках мозгах и возник бы какой-то такой цикл.

Да, на самом деле биология, предрасполагающая нас к переживанию каких-то событий как травмирующих, сильна. И сначала она может нас предрасполагать к травме, а затем травма укрепляет подобную биологию.

- Да, это интересно, но в то же время не утешительно. Я понимаю, что вы говорите, но вы тут вот сказали «возможно, я предрасположен к травме, потому что эпигенетика и наследственность повлияли на это, возможно, моя социальная обусловленность тоже связана с эпигенетикой, может быть, не влияет, может быть, у меня уже был опыт травмы и тогда у меня будет больше травмы. Я как будто бы здесь застреваю, у меня возникает потребность помочь нам двинуться дальше». И вот, осознавая все это, какие же шаги можно предпринять? Я думаю, вы называете это обратным инжинирингом. Что же нам сделать, чтобы размотать это и вернуться к здоровой жизни?

- С моей точки зрения, как точки зрения медика, эта ситуация полна надежды, потому что у меня есть инструменты для всех этих воспалений, для окислительного стресса. И, таким образом, я вижу восстановление от травмы, работу с травмой. Мы восстанавливаемся целостным образом. И недостаточно просто о чем-то поговорить, потому что, когда вы работаете с воспалением в мозге, что же вы будете делать с химическим дисбалансом. И здесь я часто замечаю – люди застревают, они не способны обрести свое полное исцеление, потенциал исцеления.

Но, когда мы на это способны, Робин, когда мы можем сказать, выразить это следующим образом – я использую большое количество соматической работы, работаю с телом, мы очень много работаем с биологией, мы много работаем с сознанием, занимаемся работой с частями.

- Давайте здесь остановимся. Не все поймут. Когда вы говорите «работа с частями», что это значит?

- Это просто система внутренней семьи.

- Да, отлично. На этом саммите мы будем также говорить об этом направлении. Но вкратце – это подход, в котором мы говорим о том, что у нас много разных частей и они все находятся в разных отношениях самости.
Просто хочу прояснить, потому что не все знакомы с этой терминологией.

- Да, конечно. И, я считаю, что это важное замечание, потому что и, правда, есть разные части меня. Есть те части, которые хотят спрятаться из-за предыдущих опытов, и те части, которые хотят перейти к травмированному опыту. А есть те части, которые хотят обратиться к людям, и мне нужно работать с этими частями, чтобы проработать те паттерны и привычки, которые у них есть.

- Спасибо за этот комментарий.

- Когда мы работаем подобным целостным опытом, я вижу, как происходит буквально магия, Робин. И какая же магия происходит? Теперь вместо застревания и прогрессивного ухудшения мы начинаем прогрессивно улучшать ситуацию. Мы проводим соматическую работу, что меняет биологию нашего тела. Например, те, кто участвуют в двадцати однодневной программе. Мы вместе с ними занимаемся только телесной работой.

Я начинаю с телесной работы, потому что эта работа приводит к двадцати шести процентному уменьшению повседневной боли, примерно такому же уменьшению сложности с засыпанием. И, таким образом, наша автономная нервная система начинает менять основание нашей биологии.

Мы занимаемся этой работой и затем начинаем рассуждать, что же вносит вклад в наше травмированное состояние? Мы можем начать лучше себя регулировать, снизить воспаление в мозге, лучше высыпаться, снизить окислительный стресс. И все это увеличивает нашу емкость, и теперь вы способны к большей терапии. Вы теперь становитесь способными к участию в терапии по модели системы внутренней семьи. А до этого вы не могли, вы переживали усталость, утомленность, переходили в этот травмированный отклик.

То есть, когда мы подходим ко всему холистически, целостно происходит, случается магия. Важно начинать увеличение этой емкости. И я знаю, что исцеление от травмы может происходить быстрее при таком подходе.

- Да, вы говорите о магии, и затем эта магия эффектом домино начинает отзываться в семейной системе и затем в обществе.

- Да, дело в том, что в ситуации, когда нервная система одного человека становится более отрегулированной, он начинает по-другому откликаться, по-другому реагировать на свою среду, на то, что происходит в его среде.

Мы иногда делимся теми изменениями, которые с ними происходят. И вот однажды одна женщина сказала… а это было на третьей неделе двадцати однодневного тренинга… «Я позвонила своим родителям, с которыми я не могла говорить 10 лет». Она обрела те инструменты, которые позволяли ей чувствовать себя в безопасности, чувствовать поддержку, чувствовать безопасность, внутреннее расширение.

И да, в итоге мы можем активное участие принимать в семейной жизни, в социальной жизни. И, конечно, мир будет совсем иным, если наша биология – это биология безопасности, нежели биология травмы.

И пока в нас присутствует подобная биология травмы, всегда будет возникать такое нарушение связи, нарушение контакта. Мы устанавливаем безопасность, и это позволяет нам присутствовать, проявляться и по-другому заниматься какими-то вещами, не так, как мы это делали прежде.

- Отлично. И я бы тут сказал, что, исходя из собственного опыта, в дополнение к тому, что, может быть, я могу по-другому взаимодействовать с людьми в своей семейной системе. Но, даже если я выполняю какую-то дополнительную работу, я могу сказать, что то воздействие, которое моя собственная работа оказывает на меня, тем не менее, это отзывается в других людях. Мы все системно связаны, вы также это видите?

- Конечно. И, даже если мы посмотрим на электромагнитное поле, нас окружающее, а мы ведь, наша нервная система и есть тот, кто создает это электромагнитное поле. И вот, когда мы создаем наше электромагнитное поле, и оно функционирует на здоровых частотах, со здоровыми вибрациями, это здоровое энергетическое поле, то, конечно, это вносит свой вклад в общие частоты, общие переживания, коллективные переживания того, что же это такое быть человеком.

Я бы сказала, что, чем больше человеческих тел пребывает в подобном резонансе, чем они ближе приближаются к состоянию хорошо отрегулированных… я здесь использую слова «хорошо отрегулированный», «гибкий», скорее, «гибкий», чем «ригидный», тогда, конечно, подобные изменения приводят к изменению и в глобальном поле.

- Спасибо. А когда речь идет о нас, более старшего поколения людях, есть ли надежда?

- Я работаю с 80-90-летними людьми, они отправляются в это путешествие и переживают те уровни безопасности, о которых они даже и не подозревали. Откуда вам знать, что вы не чувствуете себя в безопасности до тех пор, пока вы хотя бы как-то себя не почувствуете в безопасности. Но до тех пор, пока человек продолжает дышать, мы можем двигаться в направлении исцеления и здоровья.

- Но чем раньше вы это начинаете, тем легче?

- Да, именно так. Когда нейропластичность больше, то легче поменять эти вещи. Это так. Но также я хотела бы сказать, что в жизни есть определенные моменты, когда человек более открыт подобной работе.

Например, женщины проходят через менопаузу, они сталкиваются с гормональными изменениями и это тот момент, когда им легче открыться и проделать какую-то часть этой работы. Беременность, послеродовой период – у нас также возникают гормональные изменения. И, конечно, годы спустя вы понимаете, что было бы полезнее проделать эту работу раньше.

А затем мы приходим к той точке, где мы задаемся вопросом – а про что же моя жизнь? Как я хочу, чтобы меня знали другие?

- Да, именно так. Любопытно, что вы касаетесь разных эпох в жизни человека. Томас, как вы знаете, уже говорил о временах инициации, когда мы проходим инициацию как родители или бабушки и дедушки. Это такие моменты едва уловимого раскрытия.

- Да, именно так.

- Я чувствую, мы можем говорить очень долго, но я понимаю, что время на исходе. И я хотел бы, чтобы прежде чем мы закончим, вы высказались о вашем подарке – вы великодушно предложили нам ваш подарок – обещали рассказать о тех шагах, которые мы используем для того, чтобы выявить травму и двинуться в сторону исцеления.

- Если бы я знала, как распознавать травму в своем теле, то у меня, вероятно, совершенно был бы иной путь. И сейчас я пытаюсь помочь людям научиться распознавать эти признаки.

Вот они признаки накопленной травмы. И опять скажу – дело не только в вашей психологии, нам необходимо больше знать о нашем теле и попробовать исцелить эти ситуации, наши состояния в нашем теле. Поэтому я разработала определенный план.

Первый шаг – как нам вообще понять, что у нас есть накопленная травма, создающая биологию травмы. После этого мы можем двинуться дальше.

Но в ходе реализации этого плана я провожу разные оценки, и участники могут увидеть разные состояния, позволяющие им определить, в каком же они находятся и затем осознать «хм, а тут мне нужно немножко поработать». После этого мы можем двинуться дальше.

- Спасибо большое, что поделились этим. Думаю, это будет очень ценным для наших зрителей.

И, в целом, я очень благодарен за то, что вы поделились своей мудростью, своим состраданием, своей страстью к работе. Участники могут узнать больше о вашей работе на сайте www.accelerated.com.

И я хотел бы предложить вам завершить следующим образом. Мы говорим людям «вот это тот человек, которого вы можете принять завтра». То есть, если, слушая наше интервью, вы заметили, что у вас есть какое-то бремя, какая-то накопленная травма, то какие бы шаги мы могли порекомендовать этим людям?

- Есть образовательные моменты – экспериментальный момент. Изменения, преобразования происходят вместе с опытом, с самим переживанием, с опытом. И вот что я бы всем посоветовала – если у вас уже достаточное количество информации, вы понимаете «хм, мне нужен этот элемент, мне нужно это переживание», тогда вы отправляетесь на поиски этого опыта.

И вам нужно обратиться к кому-то, к каким-то ситуациям за этими переживаниями – это может быть любая программа, может быть мое двадцати однодневное путешествие. Но, так или иначе, это необходимо для того, чтобы мы смогли преобразовать те опыты, которые у нас есть, и создать новые.

- Большое вам спасибо. Я, правда, получил удовольствие. Кажется, время пролетало очень быстро. И мы взглянули на такие важные, серьезные темы. Большое спасибо вам. Эми, мы соприкоснулись с вашей заботой, с вашей страстью и также с вашим оптимизмом, поэтому очень здорово было обсуждать эту тему. Вы поддерживаете то исцеляющее движение, которое наблюдаете. Спасибо, что присоединись к нам в этот раз, я благодарен вам за это время и желаю вам успехов в любой деятельности. Спасибо, доктор Эми.